Петр Симон Паллас

                               НАПРАСНО НЕ МЕДЛИТЬ В ПУТИ

В 19 лет он, родившийся в Германии, защитил написанную по-латыни докторскую диссертацию.
В 22 года — был избран членом академий Лондона и Рима; в 26 лет его, уже прославленного ученого, пригласили в Россию на должность «профессора истории натуральной».
В 33, объехав громадные неизведанные пространства Евразии и выполнив поистине титаническую научную работу, он уже был седым и больным человеком. Однако, судьба подарила ему не только плодотворную, но и долгую жизнь.
   Большую часть ее он прожил в стране, которая буквально стала ему вторым отечеством; в стране, где его целых 42 года называли Петром Семеновичем и где до сих пор считают не иначе, как российским естествоиспытателем.
   Впрочем, вечный покой он обрел все же на исконной родине, в Берлине, где на его могиле поставлен памятник с надписью: «Петр-Симон Паллас, академик, многие страны объехавший и природы явления исследовавший…» Необыкновенные способности одного из сыновей немецкого профессора-хирурга Палласа, — Петра-Симона, родившегося в 1741 году, были замечены еще в детстве.

Вклад в теорию эволюции

   В ней он подверг критике самого Карла Линнея — создателя классификации растительного и животного мира, первого президента Шведской академии наук! Но это не было намеренным посягательством на мировой авторитет.
    Паллас не просто указывал на ошибки великого ученого, — он их исправлял! Пройдет время, и Линней, оценив научные заслуги Палласа, назовет один из новых родов растений — Pallasia.
    Но это будет. А пока отец, не видя иного будущего для своего сына, по-прежнему настаивает, чтобы Паллас занялся медицинской практикой. Тот же, окончательно решив посвятить свою жизнь любимой работе, в конце концов, уезжает в Голландию.
    Эта страна привлекала Палласа не только высоким уровнем развития естественных наук, но и возможностью совершать путешествия в ее американские или азиатские колонии с целью изучения неизведанной природы.
    И хотя, в конечном итоге, задуманные тогда Петром-Симоном путешествия по ряду причин не состоялись, время не было потрачено попусту.
    За три года пребывания в Голландии он опубликовал несколько работ по зоологии, привлекших внимание научной общественности.
    Еще бы! Некоторые из высказанных молодым Палласом идей по поводу исторического развития живого мира оказались серьезным вкладом в эволюционную теорию. Не случайно ученого считают одним из предшественников Чарлза Дарвина, в трудах которого, кстати, имеются ссылки на Палласа...
     Так, будучи еще совсем молодым, Петр-Симон получает европейскую известность. Свидетельством признания его научного авторитета явилось избрание Палласа членом многих ученых обществ, а также Лондонской и Римской академий.
     Постепенно его слава разнеслась далеко за пределы Европы. Но, как известно, даже выдающиеся исследователи нередко не имели ни требуемых средств, ни достойных условий для продолжения своей работы. Подобное происходило и с Палласом. Его популярность ученого росла намного быстрее, чем его благополучие.
   В это время произошел случай, круто изменивший жизнь натуралиста. В 1766 году Палласа приглашают на службу в Россию.
   Царствовавшая в то время просвещенная императрица Екатерина ІІ решила организовать изучение отдаленных провинций своей империи. Для этого был нужен энергичный и полный сил ученый энциклопедических познаний, способный выполнить разносторонние исследования природы и хозяйства России.
   Паллас, работавший во многих отраслях естествоведения, подходил по всем данным. Поэтому не удивительно, что выбор пал на него.
   Несколько странным было другое. Получив столь почетное и небезвыгодное предложение, Петр-Симон поначалу растерялся. Но причиной, конечно же, была не его неуверенность в собственных силах.
    Палласа просто испугала поездка в «ужасную страну дикарей», где настоящий ученый может только загубить свой талант. А ведь именно так отзывался о России секретарь Берлинской академии наук, некий Формей.
Этот факт красноречиво свидетельствует о том, как знали в то время европейцы огромную страну, сердцевину Евразии...

"Напрасно не медлить" в пути

Итак, Паллас сначала отказывается от предложения. Но одновременно он, как истинный ученый, начинает серьезно знакомиться с литературой о новых для себя, российских краях.
И чем далее он погружается в это занятие, тем больше начинает понимать, что допустил ошибку.
    Оказывается, Россия настолько обширна и настолько мало исследована, что представляет собой ничуть не меньший интерес, чем, скажем, Америка.
   После некоторых колебаний Паллас принимает, как потом оказалось, историческое для себя решение — ехать!
   Летом 1767 года Паллас с женой прибывает в Петербург. Очень скоро он подписывает контракт, в котором, в частности, определен круг его обязанностей: «Ревностно стараться исправлять касающиеся до его профессии должности, изобретать нечто новое в своей науке, подавая со временем сочинения для Академических комментарий и обучать своей науке определенных к нему учеников или студентов верно; сверх того быть ему при Академическом натуральном кабинете и стараться умножать оный достойными вещами».
   Забегая несколько вперед, заметим, что с поставленными задачами Паллас справился блестяще. Но для этого ему понадобилось провести несколько тяжелейших лет в почти беспрерывных экспедициях.
   Начало было положено в 1768 году, когда естествоиспытатель возглавил одну из научных экспедиций, организованных Петербургской академией наук. Что же предстояло сделать ученому?
   Сказать, что перед ним стояли задачи комплексных географических исследований, — это значило бы, ничего не сказать. Ибо не посвященному в практику подобных исследований человеку может показаться, что речь идет о некоей, пусть длительной экскурсии с подробным описанием всего увиденного.
   На самом деле то, что надлежало совершить Палласу с сопровождавшими его помощниками, даже с позиций сегодняшнего дня не вмещается ни в какие разумные пределы. Приведем в сокращении отрывок из общей инструкции по программе исследований.
  Он того стоит. Итак, Палласу поручалось: «Исследовать свойства вод, почв, способы обработки земли, состояние земледелия, распространенные болезни людей и животных и изыскать средства к их лечению и предупреждению, исследовать пчеловодство, шелководство, скотоводство, особенно овцеводство.
   Затем обратить внимание на минеральные богатства и минеральные воды, на искусства, ремесла, промыслы каждой провинции, на растения, животных, на форму и внутренность гор и, наконец, на все отрасли естественной истории…
    Заняться географическими и метеорологическими наблюдениями, астрономически определять положение главных местностей и собрать все, касающееся нравов, обычаев, верований, преданий, памятников и разных древностей».
    Фантастика! Сегодня подобные программы, соединяющие специфику десятков наук, могли бы составляться разве что ради шутки! Но тогда, в XVIII веке, подобная инструкция была для академических экспедиций не чем иным, как руководством к действию. Кстати, в ней было еще и требование «напрасно не медлить» в пути...  

Паллас и не медлил

   Паллас и не медлил. После того, как к весне 1768 года были решены все организационные вопросы, он составляет более обстоятельный и точный план следования Оренбургской экспедиции (она была названа по расположению основной базы).Сделать это академику позволила выполненная им за год пребывания в России большая работа по изучению необходимых литературных источников.Не сложно догадаться, что еще один язык, русский, за это время он успел выучить довольно сносно.

Надо заметить, что все тогдашние экспедиции охватывали районы, весьма далекие от основных баз. Исследования группы Палласа также отнюдь не начинались с Оренбурга и уж тем более не ограничивались его окрестностями. Выехав летом 1768 года, Паллас внимательно изучает и описывает земли в бассейне Оки, продвигаясь постепенно к Уралу.       Его интересуют во множестве валяющиеся на полях валуны, по поводу которых он замечает: «Всякому иностранному человеку может показаться еще чуднее, что при таком изобилии камня мощены улицы бревнами и досками».

Он обращает внимание на заготовку русскими крестьянами большого количества грибов, среди которых и те, что считаются на его родине вредными, — например, грузди.  Академик с радостью расспрашивает встретившегося по пути «неученого врача» — местного знахаря о целебных травах.

В другом месте его привлекает карстовая пещера, которую он исследует. С интересом «Петр Семенович» осматривает праздничный женский наряд в одной из мордовских деревень, замечая, что тот, пожалуй, не легче конского убора.Паллас посещает винные заводы и безуспешно пытается убедить их хозяев ввести усовершенствования в производство; в ответ неизменно звучит обезоруживающий аргумент: «Такое уж обыкновение»... Встретив в Поволжье еще не описанное животное — дикую козу, он делает ее точное и образное описание.

Все дальше на Восток

В следующем, 1770 году, Паллас продолжает работать в основном на Урале, в южной его части.
    «Эти высокие непрерывные горы повсюду лесом покрыты и… так мокры, что во время дождевой погоды и на самом верху по топям и воде бродить надобно», — отмечает исследователь, и не случайно.
   Дожди преследовали экспедицию все лето; временами тяжелый обоз едва тащился по размытым водой дорогам...
   Перевалив через уральский хребет, Паллас прибывает в Челябинск, откуда и совершает дальнейшие поездки.
   Больно жалящие, огромные комары не мешают ему восхищаться «преизрядными тучными и плодоносными степями» и говорить об их неразумном использовании.
   С июня до середины августа ученый объезжает многочисленные рудники, осматривая места добычи медной и железной руды, а также золота.
   В общей сложности, за лето третьего года экспедиции Паллас прошел с исследованиями по восточному склону Уральских гор почти 700 км. Опираясь на свои материалы, он впоследствии разработал схему общего строения Уральских гор, которая позднее легла в основу его теории образования горных систем Земли.
Болезнь глаз — «сияние света причиняло нестерпимую боль» — заставила прекратить работу в начале осени. Но главное было сделано, запланированные маршруты практически пройдены.   Вместе с тем, проделав такое путешествие по Российской империи, Паллас начинает понимать, что впереди остается не менее важная для исследования территория.  И он разрабатывает получившие затем одобрение в Академии наук маршруты нового путешествия — в Южную Сибирь.
     Очередной этап странствий Палласа начался весною 1771 года. Но совершенно очевидно, что к этому времени здоровье членов экспедиции было подорвано.  Сказались ночевки в горящей степи, преодоление рек по ненадежному льду, блуждания в гиблых болотах, где лошади проваливались в трясину по голову, чередование невыносимой жары и холода, нехватка питьевой воды, капризные погоды, докучливые насекомые… А дороги, или, точнее, бездорожье! Россия издавна им «славилась»... Практически все ближайшие спутники Палласа заболевают — кто простудился, у кого лихорадка, кто-то «показывал следы душевного возмущения». Один из помощников умер от цинги. Да и сам академик далеко не мог похвалиться здоровьем.  Несмотря на все это, работа не прекращается, а ее объем не уменьшается. Может быть, Паллас был фанатиком или, как теперь принято в определенных случаях говорить, — трудоголиком?  Если называть этими словами очень добросовестно относящегося к своим обязанностям и невероятно трудоспособного человека, — пожалуй, да.
    Но, скорее всего, самого «Петра Семеновича» немало удивили бы подобные рассуждения. Для него такая жизнь, судя по всему, была обычной, нормальной. Равно как было нормой — выполнять свою работу качественно, чему способствовали острая наблюдательность и феноменальная память.  В сочетании с высочайшей научной честностью, все это обеспечивало ставшие легендарными точность и достоверность полученных результатов.  Принято считать, что на описания Палласа до сих пор можно положиться, как на своего рода пересказанный словами фотографический снимок с натуры!. Обследование нефтяного ключа и серных источников, замеры древних развалин ІХ-ХІІ веков, описание рыб и рыбных промыслов на Волге… Всем этим и многим-многим другим Паллас занимается на протяжении первого года экспедиции Перезимовав в Симбирске, весной следующего года он выезжает в Самару, где планомерно и всесторонне изучает «сию изрядную страну». Ежедневно Паллас-ботаник регистрирует цветение все новых и новых растений. «В здешних местах весьма много редких и любопытства достойных насекомых», — отмечает Паллас-зоолог, наблюдая, помимо прочего, в степи сусликов и других животных.  С неподдельным интересом этнографа присутствует он на мордовской свадьбе, становится свидетелем национальных «игр и забав» калмыков и башкир.

   «Иностранный человек, увидев здешнее хлебопашество, конечно, придет в удивление», — рассуждает Паллас — специалист по сельскому хозяйству... Передвигаясь по выжженной, раскаленной степи, где земля была покрыта трещинами, а высохшая трава нередко начинала самовозгораться, Паллас лишь к середине лета 1769 года добирается до Оренбурга. Здесь он обращает внимание на торговлю, подчеркнув, что Оренбург является главным пристанищем «азиатского торгу». Отсюда он продолжает двигаться сначала на восток, где изучает «дикие» места, а затем поворачивает на юг. Чтобы хоть немного спастись от нестерпимой жары, Паллас нередко едет по ночам. Описывая занятия и промыслы яицких (уральских) казаков, он через какое-то время достигает Каспийского моря и впервые обследует часть Прикаспийской низменности. Узнав, что остров в море, на который он плавал, несколько лет назад поднимался выше над водой, он расспрашивает местных жителей о колебаниях уровня Каспия.При этом академик сопоставляет эти сведения с климатическими данными и делает интересный вывод о зависимости уровня Каспийского моря от климата.  Начавшиеся дожди и снегопады прерывают работу и вынуждают Палласа поехать в Уфу — зимовать.

Сибирь

Очередные километры, сотни, тысячи километров пути… Ученый-энциклопедист описывает березовые рощи и болота, осматривает в деревнях огороды, наблюдает за ловлей уток и за поведением очнувшихся от зимней спячки мышей; сообщает местные легенды о происхождении тех или иных географических названий, отмечает выносливость сибирских растений, осматривает алтайские заводы и рудники…
Обследуя степи и соленые озера Западной Сибири, постепенно, где по рекам (по Иртышу), где сухопутным путем экспедиция движется на юго-восток.
    Уже осенью она приходит в Красноярск, где становится ясным, что состояние здоровья ученых не позволит осуществить вторую часть задуманного исследования.
По крайней мере, так казалось тогда Палласу, который и написал соответствующий рапорт в Петербург.
Учитывая человеческие качества натуралиста, не приходится сомневаться, что дела действительно обстояли плохо.
Но… проходит полтора месяца, и в Петербург уходит вторая депеша, в которой Паллас сообщает об улучшении состояния членов экспедиции, хорошо отдохнувших в Красноярске. Поэтому он планирует вернуться к исходному плану. Во время зимовки в Красноярске академик, как обычно, приводит в порядок свои записи, коллекции, одновременно работая в местных архивах и уточняя собранные сведения.  А уже в начале марта 1772 года он прибывает в Иркутск, где ему представилась редчайшая возможность увидеть и описать останки обнаруженного в многолетней мерзлоте доисторического носорога.  В этом же месяце Паллас по льду пересекает глубочайшее озеро планеты, направляясь в Забайкалье. Здесь его поражают «страшные горы и леса»; преодолевая их, исследователь попадает в Читу.  Меняя, в зависимости от условий, колеса на полозья и наоборот, Паллас предпринимает поездки по Забайкалью и Западному Приамурью к монгольской границе. Вот лишь один из эпизодов этого путешествия. Переночевав как-то в бурятском стойбище, путешественники выехали под мокрый снег. Они надеялись на скорое прояснение, — но снег не кончался, и дорога вскоре превратилась в сплошное месиво из грязи, слякоти и камней.  Усталые, голодные лошади еле тащились, а до станции было далеко. Поэтому решили заночевать в случайно найденной землянке.  Кое-как устроившись в задымленном от горящих мокрых дров, тесном прибежище, то и дело выбегали на улицу глотнуть свежего воздуха.  А ночью ударил жестокий мороз — и, когда рассвело, возле землянки на снегу осталась лежать половина лошадей экспедиции. Следующие, оставшиеся до станции 7-8 км, пришлось идти пешком, по колено в воде...

Маршруты Забайкалья оказались одними из самых трудных. Об этом Паллас пишет так: «Во время сей… езды не только я сам, но и все, кои со мной ни были, сделались хворыми и бессильными…»  Но в то же время он замечает: «Во всю мою Сибирскую дорогу, считая от Уральских гор… нигде столько нового и достопамятного из зверей и трав не собрал, как на пограничных местах к Монголии и на северной стороне, Байкалом окруженной».  Кстати, именно возможность исследования Сибири и сопоставления ее природы с природой европейской части материка позволили Палласу опровергнуть существовавшее тогда среди некоторых ученых мнение о том, что граница между Европой и Азией проходит по Енисею. Паллас считал, что она должна проводиться по Уралу, что, между прочим, ныне и делается.  Выполнив план поездок по Южной Сибири, Паллас отправляется в обратный путь, который длился еще год. Лишь спустя шесть лет после начала исследований, летом 1774 года, он вернулся домой, в Петербург...

Огромный научный материал

Только по окончании экспедиции стало ясно, какой огромный научный материал она дала.
Его изучение и обработка стали главным делом Палласа в течение всего дальнейшего, почти двадцатилетнего периода жизни в Петербурге.

Он пишет большое количество трудов по зоологии, ботанике, энтомологии, геологии, этнографии, истории.
Один лишь их перечень вновь и вновь заставляет удивляться целенаправленности и невероятной трудоспособности ученого. Отметим только общее описание путешествия по Сибири, которое было напечатано Академией наук в трех томах по-немецки, а затем в Париже в пяти томах с атласом по-французски, с примечаниями видных ученых, например, Ламарка. Одновременно пятитомное «Путешествие по разным провинциям Российской империи» вышло на русском языке. Первое авторитетное описание природы и быта огромной, почти неизученной в то время страны пользовалось огромным успехом как среди ученых, так и среди самых широких слоев общества.
   «Кабинет достопамятностей природы», собранный Палласом, в 1786 году был приобретен для Эрмитажа.
    Среди членов Петербургской академии наук Паллас занял особое положение. Сама Екатерина II оказывала ему уважение и доверие, обращаясь за консультациями по разным научным вопросам, и даже поручила преподавать естественные науки своим внукам.
  Естественно, «Петр Семенович» получал награды и повышения в чине, способные удовлетворить любое тщеславие. Но, при всех удобствах и почете, столичная жизнь не могла не тяготить прирожденного исследователя и путешественника.

Истинное счастье Палласа составляла лишь научная работа; поэтому со временем его мечтой стало уехать из Петербурга и поселиться ближе к природе. К тому же, ухудшающееся здоровье требовало иного, более благотворного, чем петербургский, климата.
    В конце 1792 года Паллас обратился к императрице с просьбой разрешить ему поселиться для поправлении расстроенного здоровья где-нибудь на юге России. Правда, он еще не мог тогда назвать определенного места. Что же сделал бы в подобном случае любой другой человек?
Очевидно, посоветовался бы с врачами или знающими людьми; возможно, съездил посмотреть одно-два места. Другой человек, — но не Паллас. Он предпочел разрешить эту проблему по-своему, «по-палласовски»: проехать по центральным и южным областям России и самолично выбрать место для проживания!

                                                                                                                                                                                Далее